Пятница, 29.03.2024, 21:38

Геннадий Юров

Високосный год

Памяти Юрия Стефанкина
 
 
1.
Сгустилась боль и выпала в кристаллы.
И лебеди без нас ушли в полет.
И сверстников иных со мной не стало.
Мне поясняют: високосный год!
 
Откуда невеселая примета?
Кто проклял этот лишний день в году?
В потоке нам подаренного света
Кто растворил не радость, а беду?
 
Вчера просил: лет на сто мне отмерьте
Из золотого фонда бытия!
Еще не верил я в реальность смерти,
А в бесконечность жизни верил я.
 
Теперь в душе и пасмурно и гулко,
И холодно – дыханьем не согреть.
И друга нет, поскольку умер Юрка…
Я думал, он не может умереть.
 
 
2.
Мой побратим, русоволосый парень,
Смеющиеся серые глаза,
Нас, вечно пребывающих в опале,
За горизонт манили паруса.
 
Мы были счастливы. Мы шли в свою державу.
Все реки в нашу сторону текли.
Была земля, что нам принадлежала.
И было утро на краю земли.
 
Так что случилось, друг ты мой погибший?...
Не прилетит ответ с поблекших губ.
И столько раз девчат с ума сводивший,
Куда теперь растет твой русый чуб?
 
Померкла даль. И выпряглась удача.
Заветный груз на колее забыт.
Сижу я на обочине и плачу.
И беспросветный дождик моросит.
 
 
3.
Ты медленно уходишь. Меньше, меньше
Процессия за именем твоим.
Что ж, мир живет не скорбью по умершим
И, верно, потому неповторим.
 
И постепенно эпизод забылся
В сумятице иных забот и дел.
Рассказывают, твой сосед запился,
Но после спохватился, протрезвел.
 
Что время вылечит – не верю. И не знаю,
Кому чернее високосный день…
Вот женщина приходит – молодая,
А под глазами траурная тень.
 
– Вы объясните, что это такое?
За что моя судьбина так горька?
По-прежнему тянусь к нему рукою,
И попадает в пустоту рука.
 
И нечем эту пустоту заполнить.
И вовсе нечем больше дорожить.
Я буду жить лишь для того, чтоб помнить.
Спешу поправить: – Помнить, чтобы жить!
 
Спешу сказать, что все залечат годы,
И для любви наступит торжество…
– Поплачьте! Возвращаю вам свободу.
Я это делаю от имени его.
 
 
4.
К исходу дня, чтоб люди не мешали,
В печальный кабинет, где я сижу,
Приходит мать его под темной шалью
И слушает. А что я ей скажу?
 
Где отыщу слова такие, чтобы
Надежду дать для сердца и ума?
И не дождавшись этих слов особых,
Помедлив, говорит она сама:
 
– Мой сын единственный глаза закрыть мне должен.
Зачем же он до времени затих?
Так важно, чтобы дети жили дольше
Доверчивых родителей своих.
 
Куда же ты ушел, сыночек милый?
Не обернулся, мать не пожалел.
Я на неделе к батюшке ходила,
Уговорила – батюшка отпел.
 
Поможет Бог перенести разлуку.
Но страшно мне, что ты без Бога жил…
Так неужели обречен на муку?...
– Нет, мама, кары сын не заслужил.
 
Нам, верно, не узнать, какие нити
Он оборвал у смерти на краю.
Но раз вам хочется, вы мама, поселите,
Его в своем лазоревом раю.
 
 
5.
Мать говорит: – С его отцом все ясно,
Была война, фашистами убит.
А этот канул глупо и напрасно…
Кто памятью такою дорожит?
 
– Не надо, мама, памяти не троньте,
Она лишь чище станет в беге лет.
Поверьте мне, ваш сын погиб на фронте,
Которому пока названья нет.
 
Родительское горе неподсудно.
И свет вернется к вашему крыльцу.
Ему на этом фронте было трудно.
Не легче, может, было, чем отцу.
 
 
6.
Мы вышли в мир наивны и неловки.
С душою нараспашку, напоказ.
Нам не назвали способ маскировки,
Приемам самбо не учили нас.
 
Ни подлости, ни фальши не приемля,
Но не сумев начать, минуя их,
Мы столько раз пахали носом землю
Среди обломков замыслов своих!
 
Познаний горьких нам внушив немало,
Оплавив зноем, вызнобив в росе,
Нас жизнь уже бойцами поднимала...
Вот только жаль, что поднялись не все.
 
Нет, не слабее наше поколенье.
Мы твердо на своей земле стоим.
Продолжим мы отцовские боренья
Вот только жаль, ошибку повторим.
 
Недаром замечаю я все чаще,
Что за своих наследников горды,
Самозабвенно их готовим к счастью
И бережем от боли, от беды.
 
Им будет жизнь казаться голубою
И розовой – пока не грянет гром.
Тогда они начнут учиться бою
И вспомнят нас, должно быть, не добром.
 
 
7.
Дожить бы до рассвета. А смогу ли?
Непререкаем черный выбор зла
И не была случайною та пуля,
Которая мечту оборвала.
 
И потому так солон вкус печали
И потому на совести вина,
Что мы, его друзья, примерно знали,
Откуда может вылететь она.
 
Столетье високосное? – Едва ли.
Не вымолвив последнего «прости»,
В том госпитале все мы побывали,
Который не сумел его спасти.
 
И как теперь друг друга ни ругаем, –
Двойная ноша давит тяжелей.
И снова боль свою оберегаем
От теплого сочувствия друзей.
 
Давайте доверительнее будем.
Ведь от того невыносимо мне,
Что радость я несу навстречу людям,
А вот с бедой живу наедине.
 
Упало дружбы дерево нагое.
Кольцом последним – високосный год…
Лишь книжка, фотография да горе,
Которое меня переживет.



К списку поэм